СМЕХ И ГОРЕ
Русская Сказка
Из книги Русские заветные сказки: из собрания А.Н. Афанасьева. - М.: "Московский книжный двор", 1992. - C. 95 - 98
В некотором царстве, в некотором государстве жил-был поп;
жил он над рекою и содержал на ней перевоз.
Приходит к реке один раз бурлак и кричит с другого берега:
- Эй, батька, перевези меня!
- А заплатишь, свет, за перевоз?
- Заплатил бы, да денег нету!
- А нету, так и перевозить не стану.
- Коли перевезешь, батька, я покажу тебе за то смех и горе.
Поп задумался, захотелось ему увидать смех и горе.
- Про что такое,-думает он себе, - говорил сейчас бурлак?
Вот он сел в лодку и поехал на тот берег, посадил с собой бурлака и перевез на свою сторону.
- Ну, батька, ворочай лодку вверх дном! - сказал бурлак.
Поп перевернул лодку вверх дном и ждет себе: что будет. Бурлак вынул из-под порток свой молодецкий хуй и как ударит по дну-так лодка и развалилась надвое. Поп увидал такой заправский хуй и рассмеялся; а после как раздумался о своей расколотой лодке - так стало ему жалко, что даже заплакал с горя.
- Что, доволен мною, батька? - спрашивает бурлак.
- Шут с тобой! ступай куда идешь!
Бурлак простился с попом и пошел своей дорогой, а поп воротился, домой. Только перешагнул через порог в избу, вспомнил о бурлаковском хуе и засмеялся, а там вздумал о лодке-и заплакал.
- Что, батька, с тобою сделалось? - спрашивает попадья.
- Ты не знаешь, матка, моего горя! И сдуру рассказал ей обо всем, что с ним случилось. Как услыхала попадья про бурлака, сейчас напустилась на своего батьку.
- Ах, ты старый черт! Зачем ты его от себя отпустил! Зачем домой не привел? Вить это не бурлак, это мой брат родной! Верно, родители послали его нас с тобой проведать, а ты нет того, чтоб догадаться... Запрягай-ка скорее лошадь, да гони за ним, а то он, бедный, блудить станет и, пожалуй, домой воротится, нас не видавши. Я хоть на него, голубчика, посмотрю, да про родителей расспрошу.
Поп запряг лошадь и погнал за мужиком, нагнал его и говорит:
- Послушай, добрый человек! Что же ты мне не оказался: вить ты моей попадье родной брат. Как рассказал ей про твою удаль, она сейчас тебя признала и приказала воротить.
Бурлак сейчас догадался, к чему дело клонится.
- Да,- говорит,-это правда: я твоей попадье родной брат, да тебя, батюшка, прежде сего никогда я не видал, а потому самому и признать тебя не умел!
Поп схватил его за руку и тащит на телегу.
- Садись, свет, садись! Поедем к нам. Мы с маткою, слава Богу, живем в довольстве и благополучии, есть чем тебя употчевать.
Привез бурлака, попадья сейчас выбежала к нему навстречу, бросилась бурлаку на шею и целует его.
- Ах, братец любезный, как давно тебя не видала, ну что, как наши-то поживают?
- По-старому, сестрица! Меня послали тебя проведать.
- Ну и мы, братец, покудова Бог грехам терпит, живем помаленьку.
Посадила его попадья за стол, наставила перед ним разных закусок, яичницу и водки, и ну угощать:
- Кушай, любезный братец!
Начали все они трое есть, пить и веселиться до самой ночи. А как стало темно, постлала попадья постель и говорит попу:
- Мы с братцем вот здесь ляжем, да поговорим про наших родителей: кто жив и кто помер, а ты, батюшка, ложись один на казенке али на полатях.
Вот полегли спать; бурлак влез на попадью и начал ее попирать своим хуищем, так что она не утерпела - на всю избу завизжала. Поп услыхал и спрашивает:
- Что там такое?
- Эх, батька, ты не знаешь моего горя: мой отец помер.
- Ну, царство ему небесное,-сказал поп и перекрестился.
А попадья опять не выдержала, да в другой раз еще пуще того завизжала. Поп опять спрашивает:
- О чем еще плачешь?
- Эх, батька, вить и мать моя померла!
- Царство ей небесное! Со святыми упокой!
Так-то вся ночь у них и прошла. Поутру бурлак стал домой собираться, а попадья ну его угощать на прощанье и вином-то и пирогами, так и суетится около него:
- Ну, братец любезный, коли опять будешь в этой стороне-завсегда к нам заходи!
А поп вторят:
- Не обходи нас; мы тебе всегда рады!
Попрощался с ними бурлак. Попадья вызвалась провожать братца, а за ней и поп пошел. Идут да разговаривают; вот уже и поле. Попадья говорит попу:
- Воротись-ка, батька, домой, что тебе идтить, я и одна теперича провожу братца.
Поп воротился, прошел шагов с тридцать, останов вился и глядит: далеко ли они ушли?
А бурлак тем временем повалил матку на пригорок взлез на нее и ну отжаривать на прощанье; а чтобы ловчей надуть попа, надел ей на правую ногу свою шапку и велел задрать ногу-то кверху. Вот ебет ее, а попадья то и дело ногой да шапкой качает. Поп стоит да смотрит:
- Вишь,-говорит сам себе,--какой родственный человек-то! Далеко ушел, а все кланяется да шапкою мне махает!
Взял да скинул с себя шапку и давай кланяться:
- Прощай, шурин, прощай!
Отвалял бурлак попадью, да так ее утешил, что три дня под подол заглядывала.
Догоняет она попа, а сама с радости песни поет.
- Сколько лет с ней живу,-сказал поп,-а доселева не слыхал, от нее песен!
- Ну, батька, - говорит попадья, - проводила я братца любезного, придется ли еще повидаться с ним в другой раз!
- Бог не без милости, авось придет!
|