Андрей Агафонов

Че Гевара: дырка в голове

Медицине известен такой случай – в одном селении жил-был паренек, скромный и работящий, женился он рано, вот и работал много. Не сказать, чтобы профессия была какая-то особо денежная, но в перспективе сулила свой домик с садиком и хлеб с маслом ежевечерне – неплохо, даже по нынешним меркам. Да вот однажды в пьяной драке, зачинщиком которой он не был, пареньку пробили голову железным прутом. К изумлению окружающих, он выжил. Но как-то странно изменился – стал склочным и раздражительным, начал пить и скандалить, оставил семью и работу. На жизнь зарабатывал демонстрацией дыры в голове посетителям сельских ярмарок. Посетители ужасались и угощали его выпивкой. В очередной пьяной драке, инициатором которой он был, его и убили.

Пламенные революционеры разных времен и народов все как один похожи на этого паренька – вне зависимости от того, умерли ли они своей смертью или закончили как Троцкий. А именно – у всех у них была дырка в голове.

И самая зияющая дыра была у Че Гевары.

К понятию «пламенный революционер»

Все пламенные революционеры – это революционеры профессиональные, то есть профессионально занимающиеся деланьем революций. Словосочетание «профессиональный революционер» смущало меня в моем невинно-советском отрочестве – пожалуй, не меньше, чем фраза Ленина «Писатели должны войти в партийные организации». С писателями хотя бы ясность была: автор фразы очевидно неправ, писатели не обязаны никуда входить. А вот с революционерами какая-то интригующая недоговоренность: если революция – их профессия, значит, им за это платят? А кто? И раз есть такая интересная профессия, то наверняка ей где-то учат? А где?

Должен сказать, что вот уже сколько лет прошло, но никаких вполне исчерпывающих сведений общего характера мне на этот счет получить не удалось. Какая-то стыдливость, что ли, охватывает историков революционных движений – и они либо обходят вопрос о материальной подоплеке самого существования революционных вождей, либо, как говорится, набрасывают дерьмо на вентилятор – в виде десятка взаимоисключающих версий, ни на что, кроме себя, не опирающихся. Вот говорят, что Ленин был немецким шпионом, что вообще большевикам платил немецкий Генштаб. Допустим, а Герцен, безбедно живший в политэмиграции в Лондоне, издававший там журнал «Колокол» - он на чьи средства это делал? А Троцкий, уже после высылки из СССР, на что жил в Мексике, на гонорары за мемуары? Или ему Гитлер приплачивал?

Вопрос «кто приплачивал», вообще-то, должен быть главным при анализе революционной деятельности того или иного персонажа. Или партии. Или даже целого государства. Мы живем в жестокое время, когда идеология сама по себе не стоит медного гроша. Всегда находятся люди, которые заинтересованы в распространении той или иной идеологии на той или иной территории. Сюрприз для наших пап и мам, но не для нашего уже поколения: за социалистическую идеологию в любом ее варианте всегда платит какая-нибудь капиталистическая свинья в конечном счете. Почему так – потому что только у капиталистической свиньи есть деньги, только она умеет их делать. Дальше вопрос – о мотивах: зачем буржуям финансировать революцию. Здесь мотивы могут быть самые разные – устранение конкурента (Россия в 1917 году), создание очага напряженности в нужном регионе (Индокитай в 40-70-е годы прошлого века, Израиль-Палестина с момента возникновения по настоящее время), решение геополитических ребусов, перераспределение финансовых потоков или маршрутов наркотраффика – в любом случае, действительные причины никогда ничего общего не имеют с причинами, указываемыми в качестве исходных революционной идеологией, то есть – с борьбой за счастье трудящихся, угнетенных и обездоленных.

Прошу прощения за несколько затянутое вступление, но это снова к вопросу о дырке в голове у любого профессионально-пламенного революционера. Условный «Че Гевара» в начале своей карьеры может не знать (и не обязан знать), что деньги, на которые куплены первые винтовки, отпечатаны первые листовки, сняты конспиративные квартиры, дал все равно какой-нибудь Ротшильд – американский или английский. Но рано или поздно к революционеру приходит понимание, что его используют втемную – и уходит сквозь дыру в голове. Оставляя после себя тихий трансформаторный гул.

По прозвищу Свинья

У аргентинца Эрнесто Гевары отношения с деньгами не сложились генетически. Его папа, тоже Эрнесто, постоянно ввязывался в какие-то аферы, закономерно прогорал и затем красноречиво сетовал на то, что мир несправедлив, а честным и порядочным людям никогда не преуспеть. Ну, мы все таких людей знаем. Мы и сами такие.

Эрнесто-младший рано столкнулся с несправедливостью. На каникулах он подрядился убрать урожай у соседа-фермера, но через несколько дней парнишку скрутила астма. Фермер, сославшись на то, что работа не сделана, выплатил будущему команданте лишь половину обещанного, чем привел того в ярость. Кроха-сын прибежал домой с криком: «Да что он себе позволяет! Пойдем набьем ему морду!»

То есть – с юных лет проявлял революционное правосознание. Фермер, выступающий в роли нанимателя, формально был прав и даже проявил милосердие к больному парнишке – мог совсем ничего не платить, а заплатил половину. По сути же фермер – это реакционный элемент, трутень, который сам не работает, а нанимает других, да еще сэкономить норовит. А ведь мальчик рассчитывал на эти деньги.

От одного эксплуататора – к несправедливо устроенному обществу. Родители Гевары, когда он был еще младенцем, закаляли мальчика примерно так, как это показано в фильме «Семнадцать мгновений весны» - с ветерком. Войдя в сознательный возраст, будущий вождь кубинского народа оказался астматиком (в мать) и решительно сократил количество водных процедур, так что однокашники – в шутку, разумеется – прозвали его «Свиньей». Возможно, общая небрежность в одежде (нечищеные ботинки из разных пар, давно нестиранная рубашка, одной полой заправленная под брючный ремень, другой – реющая по ветру) тоже сказалась. Уже позднее Гевара сообразил сделать из этого фишку – и до конца жизни проходил не слишком ухоженным, посмеиваясь над своими друзьями-кубинцами, которые «чуть что – бегут мыться».

Астма и адреналин

Велик соблазн вывести всю последующую биографию Гевары из его болезни. Например, таким образом – от приступов астмы Гевара лечился адреналином. А что дает больше адреналина, чем революционная деятельность?

Замечательно, только вот не все астматики, накачавшись адреналином, ищут смерти в чужих горах. Первый пришедший на ум пример – актер Михаил Пуговкин. Страдал тем же заболеванием, но не афишировал этого, дожил до преклонных лет, был добрым человеком.

Гевара был, скорее, нетипичным астматиком. Обычные астматики боятся грязи и сырого климата, с осторожностью выбирают себе еду – вдруг да нарвешься на аллерген. Гевара грязи не боялся, есть мог десять часов подряд – «впрок» (что роднит его с принцессой Дианой), до конца жизни курил сигары и спал где придется. Он действительно себя не щадил до такой степени, что возникает вопрос: за что он так себя ненавидел?

Конечно, можно спросить по-другому: за что он так самозабвенно любил всех остальных? Но к любви мы еще вернемся.

Пока к вопросу об астме. Определившись вроде бы с призванием, потомственный астматик Эрнесто Гевара не без труда поступает на медицинский факультет столичного университета. Специализируется на аллергии. Выбор понятен: астма – болезнь аллергическая, лечится плохо, есть шанс облегчить жизнь себе, маме, многим другим. Однако, закончив университет (опять же не без труда), Гевара сообщает родным о своем решении: аллергия – болезнь богатых, бедняки о ней не знают, эрго – я не хочу тратить время на лечение богатых, я буду помогать бедным каким-то иным способом. Поеду в лепрозорий к прокаженным. Ах! – и невеста Чинчина упала в обморок. Ей в лепрозорий не хотелось.

Возможно, на то и был расчет, поскольку до лепрозория Гевара не доехал. Вынырнул он уже в Гватемале.

И ты увидишь карнавал!

В демократических странах Латинской Америки есть хорошая традиция – если к тебе в страну приехали политические беженцы из соседнего государства, их ни в коем случае нельзя выдавать на родину, их нужно одеть, обуть, накормить и быть с ними ласковыми. Ильда Гадеа, не то китаянка, не то индианка, была беженкой из Перу, что позволило ей получать от правительства Гватемалы пособие, которого хватало на безбедную жизнь и аренду квартиры в непосредственной близости от президентского дворца. Да еще оставалось на помощь другим обездоленным. Одним из таких обездоленных и был наш герой – по обыкновению, в нейлоновой рубашке невнятной окраски, разношенных ботинках и мятых брюках, он явился в Гватемалу, где только что произошла революция (кажется, 730-я в истории страны), чтобы чем-то пригодиться. Но не пригодился, увы, ничем – в министерстве здравоохранения ему сказали, что диплом Буэнос-Айреса здесь не считается документом, позволяющим незамедлительно начать врачебную практику. Что поделать, врачей хватало без него – и местных, и приезжих, и куда более опытных.

Само собой вышло так, что Гевара угнездился на содержании Ильды Гадеа – дабы прокормить его, она заложила в ломбард свои украшения, не Бог весть какие, впрочем. Они читали Маркса, Сартра и много других умных книг. Гевара пытался пристрастить Ильду к мате, которое заваривал сам – но не смог. Зато благодаря связи с Ильдой он попал в тусовку профессиональных революционеров и даже начал делать что-то вроде карьеры – но тут произошла очередная революция, демократа Арбенса скинули, повеяло зловонным дыханием диктатуры. Ильду какое-то время подержали в застенках, вымогая взятку за освобождение – деньгами либо натурой. Денег она платить не хотела (хотя деньги были). Выручило личное вмешательство нового президента, который хорошо знал гордую перуанскую сеньориту. Да и за Геварой, несмотря на его крохотный революционный стаж и ничтожный общественный вес, приезжал непосредственно посол Аргентины. Вот тут опять пунктик – необычайно везет революционерам с кругом знакомств. Казалось бы, непримиримые враги существующего строя, они ничего общего иметь не должны с угнетателями, тиранами и сатрапами. Казалось бы, революционная деятельность с того и начинается, что сжигаются все мосты между миром богатых и миром бедных, миром злых и миром праведных… Или нет?

Не совсем так, поскольку в мире бедных и праведных профессиональный революционер помрет от голода. Поэтому он вынужден, преодолевая отвращение и сглатывая тошноту, пользоваться благами мира злых – кредитными картами, апартаментами, гонорарами, яхтами, зваными обедами… А злые на то и злые, чтобы с помощью честных и чистых революционеров решать какие-то свои дела. В частности, всегда полезно иметь у себя на территории запасное правительство для соседней страны. Профессиональные качества будущего правительства в расчет не берутся – а вот способность взять и удерживать власть, это да. Важно.

В борделе мистера Лански

Тем временем на Кубе зрела очередная революционная ситуация. Страной правил Фульхенсио Батиста – один из «сукиных сынов». Правил, надо сказать, по принципу «то разуюсь, то обуюсь, на себя в воде любуюсь, брагу кушаю». Когда-то он был народным любимцем, одним из зачинщиков «бунта сержантов», в тридцатых годах сверг диктаторский режим на Кубе и совершил мощный экономический рывок. Уходил из власти и возвращался. Объявил войну Германии, кстати – вместе с США и Великобританией. Для Латинской Америки это было довольно нетипично. Аргентина, к примеру, вообще была государством, прогермански настроенным. Не то чтобы там нацисты были у власти – просто Аргентина в те годы входила в восьмерку мощнейших мировых экономик, а претендовала на большее, и по ее расчетам как раз выходило, что чем больше Европа и Штаты увязнут в войне с Гитлером, тем больше у нее шансов.

К России же у латиносов вообще и Че Гевары в частности отношение всегда было несколько специфическим, о чем ниже.

В годы правления Батисты на Кубе побывал и Аугусто Пиночет. По его словам, кубинцы, конечно, сильно бедствовали – но не в последнюю очередь потому, что слишком много веселились. «Такое ощущение, - говорил Пиночет, - как будто у них один сплошной карнавал». Схожие ощущения были, вероятно, и у самого Батисты – что бы он ни делал, Куба продолжала веселиться. В итоге кубинский диктатор потерял всякую совесть и начал требовать половинные откаты со всего буквально, что происходило на острове. А происходило следующее: американская мафия в лице Мейера Лански открывала отели, бордели, казино. Мужественный был человек Батиста, если требовал откаты от мафии… Было и другое – строились дороги, тянулись электропровода. Вольно врать поздним комментаторам, что Штаты выжимали остров досуха, вывозя всю прибыль и скупая кубинскую землю – работали-то на предприятиях с американским капиталом кубинские рабочие. Получали они мало – опять же по свидетельствам современников, месячный заработок едва достигал величины недельного заработка рабочего в США. Самым распространенным занятием среди женщин была проституция, так что Куба получила негласный статус «карибского борделя». Да что там, посмотрите вторую часть «Крестного отца» и ужаснитесь.

Конь в пальто

В Мексике, куда из Гватемалы перебрались аргентинец Гевара и перуанка Гадеа, они познакомились с кубинцами Кастро. Братьев Фиделя и Рауля только что, после двухлетней отсидки, выпустил по амнистии кровавый диктаторский режим. Вся их вина заключалась в нападении на казарму Монкада – нападении неудачном, но с человеческими жертвами с обеих сторон. За попытку государственного переворота Фидель получил 15 лет (Рауль – 13) и произнес на суде речь с заголовком «История меня оправдает». Помимо заголовка, речь содержала цитаты, полемические выпады, стилистические излишества, анализ социального положения на Кубе и краткую предвыборную программу – и длилась два часа. По части словоговорения Фидель был абсолютным чемпионом. Мог без бумажки митинговать часа три, прерываясь разве что на стряхивание голубя с плеча. А его знаменитая речь в ООН! Четыре с половиной часа! Присутствовавшие в зале наверняка поняли: такой народ победить невозможно. Они еще не знали, что много лет спустя на мировую арену выйдет Уго Чавес…

Первая же встреча Фиделя с Эрнесто Геварой длилась десять часов. И это был тот редкий случай, когда Фидель больше слушал, чем говорил.

Фидель Кастро зауважал Гевару сразу. Он счел его умником. Сам-то Фидель брал скорее харизмой. Женщины всегда угадывают харизму, даже через холщовые штаны. На Кубе Фиделя звали, совсем как Сталлоне в юности, «жеребцом». Рауль же и жеребцом не был – судя по упорно распускаемым слухам, скорее кобылкой – и умом не блистал, но мог проявить жесткость и даже жестокость, когда было надо, а надо было всегда.

А что Гевара? К тому времени он уже приобрел прозвище «Че». «Че» - это мусорное словечко из его собственного лексикона, ничего не обозначавшее. Типа «эй» или «бля». Хорошо знавшие Гевару люди говорили, что матом он пользовался через слово, так что «Гевара, бля!» будет самым точным переводом. Вот этот Гевара, бля, попробовал уже к моменту встречи с братьями Кастро себя в качестве журналиста, уличного фотографа, археолога, книгоноши и продавца, и везде его ждал облом, везде как-то не складывалось, везде находились злые люди, норовившие надуть, бля, Гевару, нажиться, бля, на эмигрантском горбу, обидеть, сука, гения. Как писал другой гений по другому поводу, но как будто про нашего Эрнесто: «Нет ни в чем вам благодати, с счастием у вас разлад – и прекрасны вы некстати, и умны вы невпопад…» И вдруг – братья Кастро. И все совпало.

Эпизоды партизанской войны

Сколотив шайку, Фидель отправляется в Штаты, дабы заняться фондрайзингом, используя модное ныне понятие – поиском средств на осуществление проекта. Если бы это был не Фидель, а какой-нибудь, прости Господи, демократ, мы бы наверняка о нем плохо подумали – как об американском наймите. И бесполезны были бы все отговорки, что-де не у ЦРУ же он денег просил, а у своих же кубинцев – знаем мы этих кубинцев! Худо-бедно Фидель наскреб у спонсоров 50 тысяч долларов. На эти деньги он покупает бэушную яхту «Гранма», которой предстоит выдержать переход из Мексики на Кубу, запас продовольствия и оружия. В капиталистическом мире это просто – приходишь на рынок и покупаешь столько винтовок, противотанковых ружей и взрывчатки, сколько тебе надо. Тайно, то есть ночью, набитая оружием и людьми яхта покинула мексиканский порт и вышла в нейтральные воды. Как поясняют комментаторы, береговая охрана не заметила этого, поскольку ночью было темно и шел дождь.

Хорошенько очистив желудки, повстанцы через неделю рысканья по бурному морю высадились на родной земле и начали двухлетнюю кампанию по освобождению Кубы от диктатуры Батисты. Привезенное с собой оружие быстро пришло в негодность, боеприпасы кончились – но откуда-то брались и новые боеприпасы, и оружие, и продукты. Серьезную роль сыграло информационное сопровождение. Высадка состоялась в декабре 1956 года. А в феврале 1957 года по личной просьбе Фиделя в джунгли Сьерра-Маэстры прибыл военный корреспондент «Нью-Йорк Таймс» Герберт Мэтьюз. Фидель, по воспоминаниям Че Гевары, провел 57-летнего военкора «Нью-Йорк Таймс» как мальчишку – отчаянно блефуя, он постарался создать впечатление, что командует многочисленной и хорошо вооруженной партизанской армией. Военные корреспонденты – люди легковерные; в конце февраля в трех номерах подряд печатается материал «В гостях у кубинских повстанцев», который прилежно перепечатывают ведущие кубинские СМИ, в чем диктатор Батиста никак не может им помешать. В Гаване царит паника – все наконец-то понимают, что сила в правде. Следом за Мэтьюзом в джунгли Сьерра-Маэстры летят репортеры CBS и снимают уже документальный фильм о партизанах, который с успехом идет в кинотеатрах США. Что происходит потом, можно догадаться – ведущие и не ведущие телекомпании, газеты, журналы, просто всякая шушера – все норовят проинтервьюировать Фиделя или Гевару, все хотят эксклюзив, все хотят экзотики. Но как?! Как они умудряются попасть в джунгли к партизанам и не привести на хвосте карательные отряды Батисты? И что вообще делают в джунглях Сьерра-Маэстры партизаны Фиделя долгих два года, если гонцы Фиделя то и дело скачут в Гавану и из Гаваны?

Еще штришок. Власти США на всякий случай с начала партизанской войны не продают Батисте оружия. А больше купить не у кого.

1 января 1959 года завершается рокировка – диктатор Батиста бежит в Доминиканскую Республику, «бородачи» (барбудос) Кастро входят в Гавану. Подогретая СМИ толпа встречает их восторженным ревом.

Комендантский час

Че Гевара не принимает участия в параде. Он – иностранец. Кубинцы могут неправильно понять. Специально для него пишется поправка в Конституцию, согласно которой «гражданином Кубы может стать человек, принимавший участие в Революции, имевший звание не ниже команданте и пробывший в этом звании не менее года». Наложили квадратик на местность – оказалось, что всем этим критериям отвечает наш герой. Поневоле вспомнишь, как нынче проводятся инвестиционные конкурсы.

А пока суд да дело с гражданством, чужестранец Гевара командует ревтрибуналом в крепости Ла Кабанья, комендантом которой назначен. О том, как именно революция будет судить своих врагов, Че Гевара много думал еще в лесах Сьерра-Маэстры (о чем он не думал-то?) Вот его кредо: «Для того, чтобы поставить человека к стенке, совсем не нужно юридическое подтверждение его вины. Это архаичные, буржуазные понятия. У нас революция! И революционер должен стать холодной машиной смерти, руководствующейся чистой ненавистью». Слово с делом не расходилось – расстреливал Гевара без суда и следствия десятками и сотнями. Поставить на такое дело кубинца было бы опрометчиво.

Для нас, советских, Че Гевара в семидесятые-восьмидесятые был кинозвездой. Фирмачом. Стилягой с автоматом. Экзотика, испанский язык, беретка с Хосе Марти… А убрать все это – и на тебе, козлобородый Феликс Эдмундович. И лексика, и мысли, и кашель, и всепоглощающая любовь к людям, которая выражается в биотоннах расстрельного материала – чем больше любишь человечество, тем больше расстреливаешь конкретных жалких людишек. И ничего нового, кроме языка – все эти нинья, сьемпре, команданте – на деле до боли знакомые «Пятилетку в четыре года», «Чистые руки, горячее сердце, холодная голова», «Кадры решают все», «Интеллигенция это говно нации».

Конечно, темперамент иной. Гевара не выносил споров, полемики, моментально вскипал: «Ну какой же ты подонок! Ну ты и дерьмо! Расстрелять тебя мало!»

Счастье народное… Да, боролся за счастье. Когда министры-ревизионисты первого революционного правительства принесли Кастро план реформ, рассчитанный на десять лет, Гевара закатил истерику: "На десять лет? Невозможно, Фидель! Мы не успеем. Они умрут, Фидель! Поверь мне, что все они умрут. Пойми, я медик и разбираюсь в этом. Из истощенных детей Сьерра-Маэстры не останется ни одного!" План завернули и скурили, авторов – выкурили в Майами.

Врачом, кстати, Гевара был паршивым – об этом говорят бойцы его отряда. А сам он вспоминает в мемуарах, что всем ставил один диагноз – истощение, и выписывал один рецепт – больше кушать. Разве что зубы рвал без диагноза и без наркоза, с веселым матерком в качестве анестезии…

Вот так же, без анестезии и с матерком, Че «оздоравливал» экономику Кубы. В короткие сроки он расправился с банковской сферой, промышленностью и сельским хозяйством и принялся за внешнеполитические сношения по всему миру. Во время сношений случались курьезы: в Китае от вида Мао с Геварой случился припадок астмы. Мао и Ганди были его кумирами с детства. Польщенный Мао распорядился закупать у Кубы сахар, но оружия не дал. Достаточно холодно принимали Гевару в Японии, Югославии, Алжире, ГДР и Египте… И только Хрущев раскрыл ему свои объятия – с целью, как сам потом говорил, «подпустить американцам ежа в штаны». То есть – поставить на Кубе наши ракеты. Взамен мы согласились покупать у Кубы сахар по цене, вдвое превышавшей разумную. Надо же было Фиделю и Че Геваре как-то компенсировать убытки (забавная история, кстати: после того, как Куба избавилась от всевластия американских монополий, ей стало не на что жить).

Последовал карибский кризис и шахматный размен: мы убрали с Кубы свои ракеты, американцы убрали свои – из Италии и Турции. Че Гевара почувствовал себя одураченным. Он-то считал, что Советский Союз просто обязан не иметь никаких иных интересов, кроме поддержки социалистических режимов по всему миру. Он об этом много раз говорил и гневно упрекал нашу страну в том, что она «наживается» на странах третьего мира, ПРОДАВАЯ им оружие и оборудование вместо того, чтобы ДАРИТЬ. Такое простое соображение, что СССР недавно закончил тяжелейшую в истории войну с Германией, что целое дееспособное поколение уничтожено, что страна лежит в руинах – этого борца за мировое народное счастье никогда не останавливало.

После очередного турне, в ходе которого Че Гевара сделал ряд публичных заявлений о нехорошей советской алчности, в Гаване его встретили без почестей и объявлений в газетах. Состоялась знаменитая «беседа с Фиделем», длившаяся сорок часов (до такого, пожалуй, и Чавесу далеко), после чего Че Гевара уехал «рубить тростник». Как выяснилось значительно позднее, тростник он рубил на Конго, позднее – в Боливии, а потом тростник дал ему сдачи.

«Алло, это Ливия? Езжайте все в Боливию!»

Если называть вещи своими именами, Куба, Остров Свободы, в шестидесятые годы стала рассадником международного терроризма, спонсируемого Советским Союзом, Китаем и, возможно, некоторыми странами западного лагеря. Кубинские военные действовали в вооруженных конфликтах по всему миру – в Африке, Индокитае, Южной и Центральной Америке. В одной только Анголе в разное время побывало около 300 тысяч кубинских солдат, единовременно – до 50 тысяч солдат, 1500 танков, 150 самолетов и вертолетов. Че Гевару отправили в Конго – вряд ли в качестве поощрения. Страна считалась тяжелой на подъем. Довольно скоро команданте понял, почему. Местный вождь революции не вылезал из борделей, а воины, доставшиеся Геваре, не шли в бой, пока местный колдун не угощал их специальным отваром. Стреляя, бойцы Гевары закрывали оба глаза, а когда стреляли в них – бросали оружие на землю и принимались танцевать.

В принципе, можно было попробовать взять на дрессировку орангутанов… Но Гевара счел такое положение вещей унизительным и добился перевода в Боливию. Почему туда – потому что Боливия, сама по себе тихая и забитая страна, граничила с пятью другими, в том числе – с родной Аргентиной. Поднять восстание в самой Аргентине Че пробовал (уже будучи Че), но его подняли на смех. Аргентинцы вообще насмешливы. Так что действовали по плану Б: в Боливии база, оттуда вылазки, далее два, пять и сто Вьетнамов на территории Южной Америки – и вот гибнут и рушатся Соединенные Штаты в пламени мировой революции! Смерть мастеровщине! Умер проклятый метельщик!

Эх, не дожил Че до 11 сентября 2001 года – счастливее человека не было бы на свете…

Крестьяне Боливии были немало удивлены, обнаружив в сельве вооруженных людей, говорящих на чужом языке. Подумали было, что это наркоторговцы – ну и доложили в полицию. Полиция пришла проверить дом, где базировались партизаны. Партизаны обстреляли их из кустов и убили одного полицейского. И, разумеется, пустились в бега. Их довольно быстро обнаружили и уничтожили. О том, что непонятные диверсанты – люди непростые, власти Боливии начали догадываться после того, как задержали одного из «партизан» - французского левака Режи Дебрэ. Хотели было казнить, да за профессора вступилась мировая общественность, начиная с Жан-Поля Сартра и кончая Папой Римским. Французские левые ценили Гевару выше, чем Фиделя, поскольку Гевара был из хорошей семьи и знал французский. Сартр как-то сказал даже, что Гевара был наиболее совершенным человеком, какой только возможен.

И на солнце бывают пятна – теоретика партизанской войны Че Гевару войска заштатной Боливии играючи загнали в угол и обезоружили. И пристрелили бы на месте, если бы он не крикнул: «Я – Че Гевара, я нужен вам живым!»

Президент Боливии Баррьентес был человеком неглупым и практическим. Оставить Че Гевару живым означало отдать его под суд и вызвать дичайший международный резонанс буквально на пустом месте. Ведь вопросы возникли бы – что делал гражданин Аргентины на территории суверенной Боливии? Почему его сопровождали граждане Кубы? Правда ли, что одна из убитых – гражданка ГДР Тамара Бунке, она же Таня-партизанка – была его, Баррьентеса, любовницей? И какую информацию он ей сливал? И знал ли он, что гражданка Бунке работала не только на кубинскую разведку, но и на Штази и КГБ?

Слишком много неудобных и неизбежных вопросов. Слишком со многими придется портить отношения.

Так что Че Гевару просто расстреляли и похоронили на аэродроме.

Его могилу искали тридцать лет и зачем-то нашли.

Эпитафия (или вроде того)

За лучшую мужскую роль на последнем кинофестивале в Каннах приз дали Бенисио Дель Торо – фильм «Че», режиссер Стивен Содерберг. Фотография Че Гевары в беретике (автор Альберто Корда) стала самым тиражируемым изображением в истории. Че Гевара – морда на майке номер один. Аргентина испытала десяток военных переворотов, национализировала предприятия нефтяной промышленности, вылетела из Большой Восьмерки и переживает не лучшие времена. На Кубе в этом году гражданам разрешили покупать сотовые телефоны, микроволновые печи и ДВД-плейеры. Интернет пока под запретом. На острове по-прежнему процветает проституция, являющаяся чуть ли не основной статьей доходов.

Фидель Кастро недавно заявил о своей отставке. Его место занял брат Рауль. Рауля Кастро подозревают в связях с наркомафией, в частности – с Медельинским картелем. В 1989 году на Кубе прошел показательный процесс против популярных кубинских генералов, обвинявшихся в том же. Генералы были расстреляны, Рауль Кастро признан непричастным.

Средняя зарплата на Кубе – 14 долларов. Стоимость майки с портретом Че Гевары – 13,95.

Агафонов А., © 2008

Вернуться в "Историю" | Вернуться на главную страницу